Рецензия на книгу:
Ганеши К. Белокурая бестия. Магнитогорск: Дом печати, 2010.
Всякий раз, когда мне приходится сталкиваться с «легитимированным» поэтическим текстом, отпечатанным, как правило, на плохой типографской бумаге, с заставкой в виде скромного пегаса, веточки некоего растения или фрачной лиры, я испытываю чувство отвращения. Фраза «небывалый расцвет современной русской поэзии» стала для меня чем-то вроде звонка, который вызывает у собаки Павлова рефлекторную рвоту. Буйство лирического блистания, объявшее в наши дни миллионы людей, можно сравнить с буйным разрастанием раффлезии – большого, яркого тропического растения с сильным трупным запахом.
И вот, в 2010 году выходит дебютная книга магнитогорской поэтессы Кати Ганеши «Белокурая бестия», манифест «Сверхагрессивного шедевризма». Сверхагрессивные шедевристы противопоставляют себя уточненным словоблудам, и утверждают, что «поэзия есть шедевр, если шедевр убивает поэзию».
Однако, интерес представляет не только радикально-брутальный настрой книги, но и целый ансамбль двоящихся фигур и двойственных тенденций, которые пронизывают книгу на разных уровнях. Двойственность становится частью оформления книги, поэтического языка К. Ганеши, образной системы. Любопытно и то, что «двоение» у поэтессы – не предмет повествования и не цель указательного жеста, оно, скорее содержится в самом факте и процессе бытования книги, как набор разнообразных, но взаимосвязанных модусов экзистенции. Именно поэтому, оставляя в стороне всю возможную широту метафизических трактовок (уже обозначенных в рецензиях В. Скирды, С. Яшина и В. Филатова), я постараюсь прочесть книгу К. Ганеши в духе материализма и шизоанализа.[1]
Первое столкновение с двойственностью происходит сразу, как только берешь глянцевитую, тяжелую «Белокурую бестию» в руки – книга рекомендует себя и как информационный носитель, и как арт-объект. Тексты стихотворений органично слиты с ярким и контрастным черно-белым дизайном (я считаю, следует назвать имя дизайнера - Анатолий Афанасьев). Каждое стихотворение, написанное черным по белому сопровождается «двойником», написанным белым по черному. Тексты, удвоенные таким образом, принимают иную форму существования – создается фигурный стих-абстракция, визуальная поэма. Если рассматривать книгу на расстоянии вытянутой руки, стихотворения превращаются в абстрактные формы, пятна Роршаха, вычурных насекомых, странные пиктограммы и т.д. – трактовка абстрактных форм ограничена лишь пределами воображения зрителя и его желаниями.
Этот формально-оформительский ход имеет не только эстетическое значение, но и служит прекрасной иллюстрацией коннективного синтеза – две машины желания, объединяясь, образуют новую.[2]
При беглом прочтении тематика и стилистическое оформление стихотворений кажутся весьма консервативными. Взгляд, лениво скользящий от текста к тексту, выхватывающий строки наугад, непременно столкнется со словами «демон», «ангел», «единорог», «пантера» и другими атрибутами мистики, метафизики традиционализма. Однако, внимательный читатель может заметить в текстуальной ткани почти каждого произведения качественно иное движение, по природе глубинно материалистическое, отражающее тенденции современного капитализма. Двойственный прием разрыва-соединения слов, которым пользуется К. Ганеши, выражает имманентно присущее капитализму и капиталистическому сознанию стремление к уничтожению (раскодированию) любых кодов – языка, закона, знания и т.д.
Слова разламываются на куски, разрываются на части, реорганизуются или, наоборот, сливаются в длинные многоосновные неологизмы. Приведу ряд словесных форм, которые основаны на разделении и/или слиянии слов: «Си Я! adult anime Я!» (из стихотворения «Агрессошедевренность»), «Чу! Ма у Ма / Ведь Ма Ми / Цепенеет» («Световой Укус»), « phone porn Агрессошедевр - / Не некрокадавр! / Агрессошедевр - / Абракадабр!» («Агрессошедевр») – почти в каждом стихотворении встречаются подобные формы.
Автор, пытаясь переформировать слова, рассечь их, найти одно слово в другом, создавая из них фонетические и смысловые ансамбли, совершает отчетливо выраженное движение к пределу языка, за которым означающее ничему не соответствует, а различия между gay sex разными словами, буквами и звуками исчезают. Поэзия разрыва-соединения, как и капитализм, стремится к тьме недифференцированного - туда, где возникает тело без органов.[3]
Когда строка переполняется шорохом, шипением и стрекотанием согласных, за фасадом слов различим «белый шум» языка, непрерывный и нерасчлененный звук, который всегда дан слушателю целиком:
«Шедеврошагреневость!
Шедеврошагреневость!
Шедеврошагреневость!»
(из online pharmacy стихотворения «Шедеврошагреневость»)
Точно также «безъязыко» говорит недифференцированный ноль, когда растерзанные на слоги слова срываются в визг, вой, истерику:
«ре
во
ль
вер
рёв
ль
во
ре
ер
вер
во
ль
хер buy generic cialis online
герма: ФФФФФФФФФФФФФФ!
Родит!»
(стихотворение «Werwolf Herma»)
Это стихотворение открыто как для «горизонтального» прочтения, когда окончание слога тянется, обращаясь в некий ультразвук, не желающий умолкать, так и для «вертикального», когда скольжение сверху вниз и снизу вверх hot gay porn открывает в стихотворении вой и хрип зверя.
Таким образом, письмо К. Ганеши нельзя отнести к феодальной, деспотической системе репрезентации, которая гарантирует соответствие Слова голосу Бога или его представителя – Деспота и делает из Слова носитель религиозных догм и откровений. Поэтика «Белокурой бестии» промахивает мимо смысла, мимо догмы и попадает на территории, где главенствует довербальное. Разрыв-соединение – это вторая двойственность книги.
Читая «Белокурую бестию», я столкнулся со странным двоением гендерных ролей.
Ярко и рельефно предстает передо мной образ «сильной самки», «пантеры», настроенной на тотальное насилие, агрессивное проникновение в плоть, переломы, пулевые и ножевые равнения для всех, кроме агрессивного и сверх-маскулинного самца: «Зверица отдается Силе!» (из стихотворения «Принц роскошный»). Образ недвусмысленно животный.
Однако, в некоторых стихотворениях (например, «Цацный цап» и «Четыре демона») встречается и другой, очень человеческий, образ. К. Ганеши описывает территорию, где «Король – лишь Королевы / скрытый ход», мужчина – «целки раб», объект тайной и тонкой манипуляции.
Соседство двух гендерных «подходов» порождает ряд любопытных смысловых завихрений. Возникает вопрос, не служит ли один из этих «подходов» прикрытием для другого, или, проще говоря, не скрывается ли за образом прямолинейно-агрессивной «сильной самки» другая – хитрая, лживая и коварная? Возможно ли такое взаимодействие образов в общем смысловом поле книги? Я склоняюсь к положительному ответу, ведь такое прочтение сообщает книге заряд опасности и коварной двусмысленности.
Читатель, пошедший по этому пути, может трактовать садистскую позицию сильной самки и её декларативное упоение насилием как формы мимикрии, позволяющей выжить при столкновении с более агрессивной особью и тщательно маскирующей её истинные задачи – подавление, подвешивание, манипуляцию. Зов насилия и обещание зверицы «отдаться Силе» становятся ультразвуковым манком для самца, ослепленного желанием стать повелителем сильной самки, и, неожиданно для себя, оказывающегося в состоянии саспенса (подвешивания). Безусловно, образ садистки-домины, созданный Катей Ганеши, принадлежит не только поэзии, но и философской антропологии, психологии, психоанализу. Возможно, именно в этой точке и кроется основа «мнимого садомазохистского единства», третьей двойственности, с которой я столкнулся в ходе чтения.
«Белокурая бестия» заканчивается так: «Поэтов нужно animated porn бить и Fешать? За-Гон-ешить! За-Fиг-ешить!».[4]
Во времена цветения раффлезии трудно переоценить актуальность этого призыва. Как выяснилось из анализа гендерных фигур, бить и вешать – не одно и то же. Так что, сверхагрессивные шедевристы готовят поэтам широкий арсенал воздействий – как лобовую celebrity sex tapes жестокость, так и изощренный саспенс.
Я могу лишь выразить скромную надежду на то, что книга Кати Ганеши предвещает появление все большего количества авторов, которые выражают в своих произведениях глубинно капиталистические тенденции, способны казнить, наконец, постылую феодальную культуру России и избавить всех честных людей нашей страны от запаха раффлезии.
Ждем новых двойственностей и двусмысленностей от русской поэтессы.
- Глеб Коломиец
Шизоанализ — направление материалистической философии и психологии. Разработан Жилем Делёзом и Феликсом Гваттари. Основная идея шизоанализа состоит в том, что наше психическое, бессознательное функционирует по аналогии с производством.
Коннективный синтез – процесс соединения машин желания. Машиной желания при определенных условиях может стать любой объект (неодушевленный предмет, орган тела, человек, группа и т.д.), соединенный с любым другим объектом. Желание Делез и Гваттари понимают широко – как энергию вообще.
Понятие впервые введено А. Арто, играет важную роль в шизоанализе. gay porn Тело без органов – это целостный объект, который не может быть разделен на части и всегда дан целиком (т.е. часть тела без органов уже не имеет никакого отношения к телу без органов). Тело без органов непроизводительно, однако, обладает способностью присваивать себе производство, становясь его мнимой причиной (яркий пример тела без органов - капитал).
Если я правильно понял, F – cartoon porn это аллюзия на сходную по начертанию руну «ансуз», означающую бога, божественную силу, либо на руну «Феху», которой соответствует звук [ф] и латинская F, означающую материальные блага – ещё одна двойственность
| < Prev | Next > |
|---|