давай сойдём во двор
с высоконорных гор
по льдистому пушку
на-spray’евшись к дружку
dub с ним в нирв… wow впасть
толпой втекаем в пасть
кишечника метро
внедряемся в нутро
блестящий поезд-глист
подгонит maschinist
прелюдия проста
вселяемся в глиста
der praktikum простой
сливаемся с глистой
в телесной тесноте
болтаемся в глисте
порывисто-просты
выходим из глисты
вылазим из земли
сугробы корабли
на трезвом пустыре
напрягшемся горе
по льду-нетопырю
плывём по пустырю
скрозь свару января
до сходней <с> пустыря
В унылой сидячке – сначала в Москву,
А после в плацкарте – чёрт знает куда,
Покинув семью – заебала, Неву –
Достала, она уезжает туда,
Где лет сорок пять или около, блядь,
Назад появилась на свет ее плоть.
Короче, на родину. Не хер гадать,
Зачем, – невъебенную грядку полоть.
По локоть в грязи, по колено в говне,
По пояс в сомненьях, по горло в тоске,
С увядшим крылом на рабочей спине –
Второе утрачено – с болью в виске,
Пробитом стрелой. Рикошетной – Амур
Стрелял, в общем-целом, в другую мишень…
По жизни – назад, в Комсомольск-на-Амур,
Где в прошлом она, как косая сажень,
Бродила по сопкам юдоли земной,
Раззявив в надежде на чудо ебач...
Она возвращается девкой срамной,
Савраска, дурилка, саврасовский грач.
Она пролетит над амурской волной
Туда, где багульником бредит земля,
Расправив крыло над согбенной спиной,
В ночи лебединую песню скуля.
Марина безумна, Марина в бреду
сидит взаперти словно тать
в Твери, в заколдованном старом саду
а ей бы над морем летать
солёною пеной, морскою волной
конечно расклад не фонтан
на старости лет оказаться одной
шумит за спиною каштан…
Нет, здесь я спиздел, не каштан – осокорь,
Откуда каштаны в Твери?
Объяла Марину осенняя хворь
И на ухо шепчет: «Умри».
Не слушай, сестрёна, осенний пиздёж,
Линяй из Твери в Петербург!
Чего ты там, глупая дурочка, phone porn
ждёшь?
Декабрьских морозов и пург?
Метелей и вьюги? Так это – тупак,
Тупик, абсолютный обсад!
Вот так – ни за mom sex
хуй! – превратиться в трупак…
Покинь заколдованный сад!
Огурец – прирожденный эстрадный певец,
Круче перцев из «Фабрики звёзд» –
И когда он поёт – это мега-пиздец,
Супер-пупер-оттяг в полный cartoon porn
рост!
Все морковки, балдея, пускают ростки,
Земляника усами вертИт –
А картофель – в экстазе таращит глазки...
Сельдерей же – напротив, сердит:
«Ноль-ноль-пять децибел! Ишь распелся, дебил!
Не даёт, бля, спокойно поспать!
Эх, будь я человеком – убил бы. Убил!
Засолил бы и съел, твою мать».
Человек же проходит – не слыша ничё,
Ибо ухом – увы – туговат...
«Огурец! Огурец! жги, давай бля, ещё!» –
Восклицает в отпаде томат...
*) М&Б
манимо-мнимое мешает
внушая ужос тормозит
вотще шале души ветшает
grand défilé филе дерзит
как друг кривляется незваный
нежданный недруг-недурак
кривится купол осиянный
заносит башню полумрак
но мы как истинные гады
на это всё возложим fuck
хопхер преграды нам камрады
вперёд-наверх good night good porn cartoon
luck
У мужчинок, hot lesbian porn
начитанных с вечера,
Есть такая манера lesbian porn movies
мудацкая:
Коль сказать им отчаянно нечерта,
Гонят то, что базлала Blavatskaya,
Иль – стихами великими квакая,
Передёрнут на Freud’а постылого...
Так вот в такт изощрялись бы – факая –
Пустомели бакланья унылого.
То ли дело у быдла голимого –
Что ни слово, то чистое олово,
Ни нытья, ни сомнения мнимого
В липком щастье соитья тяжёлого.
А у нас с тобой, милая-голая,
Половая волшба gay porn videos
разнополая.
Я не стал узловатым и жёстким, не покрылся морщинистым мхом,
Я остался шершавым и плоским – в деревенском саду – лопухом.
Я videos gays
торчу над землёй одичалой, приподнявшись на пару вершков,
Наслаждаясь природой усталой, шевеля бородой корешков.
Надо мною склонялся ботаник, изучая строенье моё,
Об меня celeb sex tapes
вытирало ботинок городское срамное бабьё,
Несуразный суровый геолог мною сморщенный зад подтирал,
Тёмной ночью на мне short term loans
комсомолок молодой партработник барал...
Лето минуло, осень полощет пожелтевшее тело моё –
Ей, видать, полоскать меня проще, чем рачительной прачке – бельё.
Мною ползают сонные мухи, белых мух предвещая покров,
Всё ужасней картина разрухи, и закат надо мною багров.
Впереди – не научный гербарий, не зелёное ложе для баб
И не участь подтирки для парий, а постылый, промерзлый ухаб...
Только б корни мои, корешочки, кореша, корефаны мои
В земляном неглубоком мешочке превозмочь бы морозы смогли –
Я бы ласковым вновь и широким по весне улыбался лицом,
И не стал узловатым жестоким стариком, а остался юнцом,
И торчал над землёй плодоносной на не то что вершок — на аршин! —
Возвышая свой стебель бескостный выше косных навозных вершин,
Чтоб опять деревенские девки крутобёдрой сбежались гурьбой –
И тогда бы я смог – не за деньги – насладиться их тел голытьбой,
Замечая в изломах событий и физических сил круговерть,
И магнитные токи соитий, и земли ощутимую твердь,
И чарующий дым пепелища, и проворные струи воды...
Сыщет разум достойную пищу до последней упавшей звезды!
| Next > |
|---|