Сайт журнала "Слова"

Поэзия за гранью нервного срыва

Шестикрылый (Шерстерылый – в модернизированном варианте) Серафим на судьбоносном перепутье сумел-таки вырвать грешный язык из уст гипотетического поэта и водвинуть туда жало змеи. Имплантированная мудрость гада ползучего возымела действие. Поэзия начала функционально мутировать от генерации активно воспевающей «души прекрасные порывы» к генерации агрессивно подавляющей - «души прекрасные порывы» (от глагола душить). Причем, если ранее садо-мазо-коллизии наблюдались, как правило, в интимных отношениях между Поэтом и Музой, то последнее время все чаще объектом перверсии этих спаринг-партнеров являются внешние этические и эстетические факторы риска. Натренированные в самоистязании стихотворцы направляют свою неукротимую сексоциальную агрессию на тот самый «грешный язык», которого по преданию их насильственно лишил посланник свыше, но который даже в ампутированном состоянии аккумулирует некую квинтэссенцию бытия. «Язык мой – враг мой!» - возопил наделенный необузданным воображением менестрель экзекуции и, наступив на горло собственной песне, кинулся в психологическую атаку.

В сегодняшней литературной ситуации наметилось целое направление в стихосложении, представители которого разрабатывают поэтическую жилу, пролегающую «по ту сторону добра и зла». Характерной чертой здесь является то, что поэт в процессе осуществления своей сверхзадачи (миссии) имеет неограниченные полномочия по отношению к окружающей действительности, вплоть до полного ее метафизического разрушения. Алина Витухновская, призывая к уничтожению реальности, декларативно заявляет: «Осуществлением Абсолютного Гуманизма является ситуация абсолютного Ничто, когда не прольется уже та самая «слезинка ребенка», по поводу которой так долго и безжалостно рефлексируют плодящиеся «гуманисты».

Авторы новой «сверхчеловеческой» волны явно пытаются опровергнуть тезу «гений и злодейство несовместимы». Показательным в этом плане является творчество Ярослава Могутина. Его «испражнения для языка» буквально манифестируют «право на жестокость». Правда, как пишет в предисловии к могутинской книге «Термоядерный мускул» Жан-Клод Маркадэ, «Супермогутин если убивает, казнит, четвертует, подвергает пыткам, то либо в сексуальных пытках-ристалищах, либо в его представлении, в его лихорадочном воображении».

В современном обществе творческая личность подобного плана являет собой некий психосоциальный гибрид Чикатило и Штирлица. Постигая «страшные» запредельные стороны человеческой сущности, поэт проникает в недра патологического сознания. «Маньяки чувствуют загадку человека, - пишет Э.Лимонов в книге «Другая Россия», - и в своем, конечно, духе, пытаются ее разгадать, безжалостно потроша мясную куклу, возможно, ищут душу, ищут смысл, и каждый раз бывают разочарованы.» Данная цитата в какой-то степени дает ориентиры к восприятию «безпощадного» online payday loans стиля. «Убей свою возлюбленную, чтобы сохранить любовь, – призывает очередной садист-речетворец. - Вырви сердце и съешь его. Возвеличь ее подвиг. Подари ей белую хризантему эякуляции. Разверни, как знамя, окровавленную изнанку вашего единения. Вперед - к заблуждению! И уже не важно в какую сторону полетит твой смертоносный плевок со смещенным центром тяжести.»

Существуя в отформатированном социуме, поэт-потрошитель со своими явными отклонениями в восприятии действительности зачастую вынужден мимикрировать, одевать повседневный камуфляж, и не для того, чтобы выжить, а для того чтобы осуществить свои тайные замыслы. Он, как Штирлиц в тылу врага, носит ненавистный ему мундир, совершает чуждые его натуре поступки, но знает, что это необходимо для достижения экзистенциальной победы. Подобно Чикатило поэзоманьяк вынужден имитировать нормальность своего существования, стремясь оставаться незамеченным на пути к своей вдохновляющей «жертве».

Таким образом, с одной стороны вывернутый наизнанку «гений» буквально влезает в «шкуру» злодея, в своем творчестве культивируя эстетику «звества». С другой, принимая правила этой «душераздирающей» игры, литературный агрессор приговаривает себя к пожизненному наказанию, самовольно выбирает нелегкую участь изгоя и маргинала.

В условиях тотального логотеррора, освободившись от оков разума, поэзия выходит на тропу войны. Муза-воительница поясом шахида венчает новоявленных лириков у входа в храм искусств. Жажда красивой смерти ощущается в экстатическом пульсе их атакующего стиля. Безрассудство поэтики возрождает некогда утерянный ею патетический потенциал. «Шлите нам проклятия!» - этот самоотверженный призыв Ассоциации Проклятых Поэтов имеет вполне благородный посыл – «Избавим мир от скверны.» Скрытый смысл этого воззвания исполнен жертвенностью, в его далеком отголоске угадывается до боли знакомое «вызываем огонь на себя». Превозмогая чувство меры поэт-экстремист пытается достичь того самого БЬЮЩЕГО ЧЕРЕЗ КРАЙ.

И вот уже в корявом месиве битвы за эфемерное образуются зародышевые сгустки победоносных строк. Смыслосодержащие клетки делятся на глазах, образуя ассоциативный выкидыш будущей интерпретации. Кишащее словообразованиями литературное месиво разрастается до состояния самотворящего текста. Атакуя позиции здравого смысла, текст-камикадзе направляет взыскующую мысль автора на самоубийственную стезю. Целевое предназначение – задеть за живое. Высшая мера инакомыслия выводит статус авторского произвола к категории “неподсуден”. При подписании окончательного приговора литературе в формулировке “убить нельзя помиловать” запятые так и остаются не расставленными, потому что в арсенале искусственным путем шагающего по трупам наличествует только восклицательный знак.

Текст-камикадзе

«Добром же деятельным следует признать терминус-тексты, разрывающие связи, рубящие линки, разводящие врозь параллели, прививающие ненависть к цитированию, да и к сочинительству как таковому. Тексты-партизаны, пускающие под откос информационные паровозы, тексты-сусанины, заводящие в болото полчища постмодернистских оккупантов, фаготексты, тексты-камикадзе...»
Павел Афанасьев,
«Рулинет. Наброски некролога».

«Идея текста-камикадзе вполне актуальная, поскольку все тексты поэтические вообще тексты-самоубийцы, появившись они тут же умирают на бумажной или интернет странице. Можно довести это до логического конца и создавать самоуничтожающиеся тексты, самостирающиеся и т.д.»
Сергей Бирюков,
реплика в ходе сетевой сессии
на тему hot milfs «Текст-камикадзе».

Одним из древнейших проявлений текстового самопожертвования можно считать словесную перебранку. В старину поединок двух вражеских группировок начинался с произнесения бранных слов в адрес друг друга. Противники распаляли свой воинственный пыл посредством взаимных оскорблений, переходили на ругань и с боевым кличем скрещивали оружие. Впоследствии слагались песни, былины, легенды и другие текстовые свидетельства о происшедшем. Только та словесная вакханалия, являвшаяся психологической прелюдией к бою, оставалась «падшей» на поле брани, которое после битвы, как известно, принадлежит мародерам. Саморазвивающийся текст в данном случае буквально погибал в момент своего наивысшего расцвета, преобразуясь в эмоциональную победную субстанцию в головах сражающихся. Остается только представлять, какая смысловая какофония складывалась в мозгодробительном месиве великих сражений. Подобное поведение текста можно вполне считать самоотверженным, достойным такой номинации как ВЕЧНАЯ ПАМЯТЬ.

Еще одним из вариантов самоуничтожения текста с целью обретения высшего смысла является лингвотеррористический акт по отношению к собственному автору. В процессе создания литературного произведения динамика его внутреннего развития подводит содержательную часть к непредсказуемой развязке. Текст возобладает над автором, идентифицируется с ним и воплощается в мыслях о необходимости летального исхода для достижения соответствующего финала. Не стоит путать данную ситуацию с пресловутыми «муками творчества» доводящими порою до суицида. В нашем варианте автор идет на осознанный, досконально продуманный поступок. Совершая акт самоуничтожения, он приговаривает текст к ВЫСШЕЙ МЕРЕ НАКАЗАНИЯ через непостижимость его истинной сути.

Примером подобного текста-камикадзе может служить посмертное послание американского художника Рея Джонсона, вписанное им в историю под названием «Пятница,13» (или «Rayocide») на водной глади морской гавани. Даже его самые близкие друзья и партнеры соглашаются, что Джонсон тщательно планировал свою смерть. Он осуществил этот артефакт после длительной подготовки, сформулировав его как персональный выход в «ничто». За десять лет до совершения этого необъяснимого заплыва он нарисовал схему своего последнего пути. Прыгнув в воду с высоты не представляющей опасности для жизни, он вполне мог достичь противоположного берега, но судя по всему, плавал кругами до изнеможения, оставляя таким образом непереводимое сообщение на воде. Перед своим последним выходом из дома, он устроил внутри своего жилища настоящее предписание из собственных работ к совершаемому поступку. По сути дела это была зашифрованная во всем его творчестве идея осуществления НЕВОЗМОЖНОГО ВЫСКАЗЫВАНИЯ.

Надо помнить, что текст-камикадзе – это прежде всего атакующий текст. Его основная цель не самоистребление, а достижение максимальной выразительности жертвенным путем. Инструментом воплощения текста-камикадзе, как правило, является его автор, который выполняет роль своего рода машины уничтожения, пилотируемой собственным творческим посылом. Таким образом текст-камикадзе в головной кабине автора-истребителя атакует позиции здравого смысла, которые определяются ориентирами: чувство меры, целесообразность, логика. В результате подобного действия погибают все три задействованных компонента: текст, автор и атакуемая цель. Остается лишь ГИБЕЛЬНЫЙ ВОСТОРГ, не поддающийся описанию.

Наиболее типичным примером подобного текста-камикадзе в новейшей истории можно считать последнее стихотворение Юкио Мисимы, которое он должен был написать своей кровью согласно самурайскому обычаю перед совершением харакири. Когда ему протянули бумагу и кисточку, он произнес: «Это мне не понадобится». После чего трижды прокричал: «Да здравствует император!» и вписал победную строку кинжалом поперек своего живота. Наверняка необходимые предсмертные строки уже созрели в воспаленном сознании Мисимы на момент совершения харакири, но текст-камикадзе остался верен выбранному пути – он погиб вместе с автором. Этот белый лист перед вспоротым животом Мисимы хранит больше информации, чем любой другой знаконасыщенный документ.

Интересно проследить траекторию, по которой текст в данном случае шел в свою последнюю атаку. Все литературное творчество Мисимы является своеобразной преамбулой к финальной сцене его жизни. Захватив с группой единомышленников военную базу Итигая, он собрал во дворе ее всех солдат гарнизона, и, взобравшись на парапет, жестикулируя рукой в белой перчатке, начал произносить заранее подготовленную речь. Однако, его никто не слышал, так как голос заглушался парящими над базой полицейскими вертолетами. Так и не закончив речи, Мисима вернулся в комнату, где и совершил харакири. Таким образом текст убедил своего автора в бесполезности высказывания, вынудив его на самопожертвование во имя достижения СВЕРХТЕКСТУАЛЬНОГО СМЫСЛА.

В эпоху информационного взрыва имеет смысл говорить о тексте-камикадзе массового поражения. Проникая одновременно в подсознание большого количества людей, подобный текстовый заряд действует независимо от их индивидуальных воззрений. По сути дела начинается неуправляемая цепная реакция, общественное мнение взрывается огнем противоречивого негодования, сметающим на своем пути устоявшиеся смысловые конструкции. Зачастую после подобных текстовых атак сносит «башню» у всего человечества. Не исключено, что внедряясь в мозг читателя, данный терминальный «самопал» так же может оказаться не единожды смертоносным, стоит только его иррациональному ядру подвергнуться бомбардировке информактивных корпускул.

Идея самопожертвования текста актуальна именно на сегодняшний момент. Темпы развития новых технологий не оставляют сомнения в том, что в скором времени считывание информации в момент ее уничтожения станет вполне заурядным процессом. Последние достижения в области биогенной инженерии указывают на приближение эры телесного универсума, когда физиологическая оболочка человека, лишившись ауры неповторимости, будет иметь сугубо утилитарное значение. Таким образом некоторые героические аспекты самопожертвования утратят свой патетический потенциал. Многократное использование авторской телесной капсулы, с последующим ее восстановлением, позволит моделировать различные текстуальные катаклизмы в ходе смыслосокрушающих действий. Однако при этом исчезнет флер осуществления невозможного. Не исключено, что в той ситуации формы поведения текста-камикадзе изменятся. Например, разрушительная энергия нескольких лингвопластических сгустков может быть направлена на взаимное уничтожение, в результате которого возникнут новые семантические модели.

Именно сейчас мы можем сделать внушительный экзистенциальный задел для доселе немыслимых интерпретаций, вдохновив свои текстотворения на «последний и решительный» ВЫХОД ЗА ПРЕДЕЛЫ СУЩЕСТВОВАНИЯ.

Второе покорение Америки

Америка сняла с себя всякую ответственность и, окончательно потеряв нравственные ориентиры, перешагнула порог дозволенного. За гранью все было непривычно и загадочно. Впечатление складывалось обманчивое, действительность казалась вздрюченной, местность - пересеченной. На горизонте, сквозь камуфляжную пелену атмосферных явлений, просматривалось по-крестьянски жилистое континентальное тело. В полумраке оно подрагивало от пробегающих световых пятен, как бы стекая к чреслам, таящим в дремучих таежных зарослях нечто непостижимое, а потому неотвратимо манящее. Флюиды, исходящие оттуда, низвели Америку до состояния девственной прерии, когда-то впервые ощутившей подкорковую дрожь от прикосновения к чему-то сверхъестественному. От волнения слегка подгибались границы, почва вибрировала, а в глубине материковых залежей закипала волна геополитического вожделения.

Повсеместная метафизическая длань мягко и ненавязчиво прощупывала американский ландшафт в поисках тактильного отклика. Дуновения неизъяснимого свойства скользнули в зазор Мексиканского залива, пройдясь по оголившейся Флориде, взметнулись вверх к вздрагивающим cartoon porn pics лопаткам Кордильер, засеменили по клавишам горного позвоночника. «Чудо!» - восхищенно подумала размякшая Америка, подчиняясь неуправляемому внутреннему желанию. Взгляд ее какой-то неведомой властью был прикован к наполовину привставшему неземному достоинству, выпирающему над бугристой сущностью посюстороннего бытия. «Русское...» - нашептывали плотные слои атмосферы на ушко склоняющейся к соитию планетарной развратнице.

Проворный американский язычок засеменил по всей длине новоявленного Русского Чуда, винтокрылой бестией завис над крайней плотью, вспорхнул к вершине, лизнул капельку божественного нектара. Чудо полностью вздыбилось, являя собой энергоемкий биоагрегат внушительных размеров, с умопомрачительно мощной боеголовкой. Америка, не выпуская обласканного монстра изо рта, перебросила через лесотундровую зону богатырского материка свою натренированную ногу. Ее округлые ягодицы раздвинулись, и перед евразийским ликом возникла благоухающая прибрежная мякоть, обрамленная темными кудряшками лесо-парковых зон. Половые губки каньонов трепетали в предвкушении удовольствия, и слеза родниковой истомы медленно стекала по ним.

Скифский крупнокалиберный рот впился в разморенную пойму Миссисипи с такой силой, что Америка чуть не вскрикнула от неожиданности. Великий и могучий Русский Язык прошелся по поросшему зарослями побережью. Америка шире раздвинула меридианы и выгнула параллели так, что вульва общества потребления распахнулась, словно кошелек в предчувствии халявного капитала. Русский все глубже вбуравливался внутрь, поглощая обильную геотермальную влагу. Многоопытная территориальная самка постанывала, извиваясь от острого приятного ощущения. Ее внутриполитическое влагалище конвульсивно сокращалось. В определенный момент она, громко всхлипнув, вдруг закричала (почему-то с кавказским акцентом?): «Вай! Вай! Вай!..»

Истекая почвенными соками, Америка в изнеможении рухнула между раздвинутых горизонтов, автоматически продолжая вяло массировать Русское Чудо. Русский с приподнятой головой отчаянно вращал глазами. «Ом мани падме хум», - промелькнуло на задворках общественного сознания, когда он, слегка очухавшись, вновь подползал к распластавшейся жертве. Америка часто дышала, что-то шептала, но Русский ничего не слышал. Его рука, пройдясь по упругой калифорнийской лядвии, соскользнула в промежность Капитолийского холма. Там было горячо и сыро. Рука нашла набухший клитор Белого дома, потихоньку стала ласкать его. Америка негромко стонала. Русский ввел два пальца в главную дырку страны и продолжил ласки. Другой рукой он взял обильную порцию гигиенической смазки и, раздвинув пылающие термоядерные ягодицы, пропихнул палец в шахту заднепроходного отверстия Пентагона. Америка приподняла холеную, унавоженную фермерами попку. Русский продолжил возвратно-поступательные движения. Палец входил и выходил настолько легко, что Америка начала двигаться ему в такт. Наступил момент, когда не было сил уже терпеть, и Русский, вытащив палец, приставил к пульсирующему Пентагону свое не менее пульсирующее Чудо. Головка его агрегата плавно втиснулась в теплую скользкую норку. Америка почувствовала, как нечто мощное и живое врастает в ее нутро, разветвляясь доселе неизведанными ощущениями.

После нескольких движений Чудо на удивление легко входило в отверстие стратегического назначения. Набухшие славянские яйца касались огненных наднациональных ягодиц. Русский старался протолкнуть свое Чудо как можно глубже, чтобы полностью ощутить нежные штатовские недра, а Америка, выгнув спину, стала вращать своей силиконовой задницей, помогая партнеру. Они медленно двигались в такт друг другу, воспринимая себя как единое целое. Просунув руку под агропромышленный комплекс Америки, Русский усиленно массировал власть имущий клитор. Его магическая елда без всяких усилий юркала в анус-американос. Уже хлюпало, когда Америка, так и не дождавшись семяизвержения, рухнула под транссексуальным напором, захлебываясь в оргазмических слезах.

Русский, находясь на пике своего возбуждения, начал активно мастурбировать, в эротическом трансе штурмуя астральные высоты. Америка перевернулась на спину и в сладостной истоме раскинула материковые конечности в стороны. Пробуравив высшие сферы, раздраконенный секс-астероид устремился в ненасытную прорву тотального удовлетворения. Вагина американского благополучия встречала своего долгожданного осеменителя.

По ком плачет виселица

«Я- ...подвешенный между всеми формами
и не надеющийся ни на что, celebrity sex tapes кроме ветра.»
- Антонен nolvadex online Арто
«Обращение к Далай-Ламе».

На повестке дня лозунг «За Красоту и Величие!», который в первую очередь касается, так называемых, деятелей культуры и искусства. Однако великими не рождаются, великими становятся. Этому часто способствует нестандартная, лучше насильственная, смерть. Весьма эффективный способ сотворение Великого – казнь через повешение. Любая казнь повышает рейтинг одаренного человека. Казнь через повешение имеет дополнительный смысл. Помните загадку: висит болтается, на «Х» называется. Угадали? Правильно – художник.

Выбивая опору из-под ног, мы отрываем творческую личность от всего наносного и бренного. При этом высвобождается единичная духовная энергия в чистом виде, которая, сливаясь с другими подобными сгустками, создает неповторимую ауру Величия и Красоты. Той самой Красоты, которая страшная сила и таким образом спасет мир.

Восхождение на эшафот должно быть сугубо добровольным, с чувством собственного достоинства и без суицидальных издержек. Принося себя в жертву ради Великой Идеи, художник подтверждает свое возвышенное предназначение. Кто не соглашается на данный поступок, подвергается всеобщему чморению, как мелкотравчатое существо не достойное быть причисленным к когорте настоящих творцов. Особи женского пола пользуются определенными привилегиями. Их подвешивают за одну из ног для пущей привлекательности (женщина вверх ногами несомненно выглядит лучше). При этом своими воплями они создают соответствующее звуковое оформление.

Каждый художник-висельник становится объектом преклонения, как соучастник тотального освободительного процесса. Мир избавляется от ненужного хлама культуры, обретая новую энергетическую субстанцию, которая генерирует Мощь.

В каббалистическом Древе black girl porn жизни 23-путь (23 – одно из магических чисел) ассоциируется с картой Таро «Повешенный». Значение этой карты – «единственный путь наружу есть путь внутрь», тезис, лежащий в основе любой мистической традиции. (См. Алистер Кроули «Книга Лжей», 23).

Известны эротические эксперименты с нелетальным повешением. Любители подобных mobile porn экзерсисов утверждают об определенной эйфории испытываемой в момент удушения от стягивания петли. Это вносит дополнительный искусительный (искушение/искусство) элемент в заигрывание со смертью. Данному аспекту немало внимания в своем творчестве уделил Уильям Берроуз.

При повешении у висельника, как правило, возникает эрекция и семяизвержение, возможны мочеиспускание и выброс каловых масс. Избавляя мир от себя, он сам освобождается от всего лишнего. celeb sex tapes Семя висельника дает своеобразные всходы. В старину под ногами повешенного отыскивали корень мандрагоры в виде человеческой фигурки. Из него готовили приворотное зелье – напиток неукротимой страсти и всепобеждающей любви. Веревка висельника (даже просто ее фрагмент) по древним поверьям приносила счастье (См. Шарль Бодлер «Веревка»).

В конце концов висельник – это не просто подвешенный человек, это эстетическая категория. Как правило публичная казнь через повешение преследует поучительную цель. Висящего человека должно быть видно издалека. На грудь висельнику нередко прикрепляют надпись, характеризующую степень его вины, чтобы другим не повадно было. Сцены смертной казни через повешение вошли в историю. Достаточно вспомнить «Утро стрелецкой казни» или казнь декабристов, которая явилась красивейшей hot lesbian porn развязкой одного из величайших восстаний духа. Название литературного произведения «Репортаж с петлей на шее» стало нарицательным понятием.

Петля сама по себе является многозначительным элементом. Спираль эволюции замыкаясь образует петлю, затягиваемую на шее истории. celebrity sextapes Перед повешением рекомендуется смазать веревку мылом - намылить. «Мылом» на сленге компьютерщиков называется электронная почта – e-mail. Таким образом спираль эволюции в современном обществе «намыливают» неконтролируемые средства информации и коммуникации – INTERNET.

Эту последнюю в мире инсталляцию можно будет назвать «Залупились и висят». Теперь представим общую картину. На каждом столбе – по деятелю искусств (будем надеяться, что столбов хватит). На груди у повешенных табличка с надписью, характеризующей их творческое кредо. Висит Солженицын с выпученными глазами и надписью «Обустроим Россию!». Висит Бренер в боксерских перчатках, с высунутым языком и надписью «Химеры ко мне!». Висит Растропович со своим натруженным виолончленом и надписью «За бесславный конец!». Висит кастрированный Кулик со своим барбосом и надписью «Собаке собачья смерть!»… Висит автор этих строк с самодовольным видом и надписью «Свершилось!»… И т.п...

Суетный мир снует под ногами истинных гениев, а их облагороженные подвигом профили обдувают ветры никем не обузданного воображения.