Сайт журнала "Слова"

РЕПЕРТУАР

- Оглянись.

- Кто там?

- Я.

- Кто говорит?

- Оглянись же.

- Но я оглядывался, но никого нет.

- Я здесь.

- Да где здесь, черт возьми?!

- Рядом с тобой.

- Но я тебя не вижу!

- Ты неправильно оглядываешься. Надо бы по-другому.

- Что за чушь! Что еще за «по-другому»? Кто говорит в конце концов?!

- Описать себя? Может быть, тогда ты меня увидишь.

Ну?

…

Почему ты молчишь?

…

- Слава богу. А то бред какой-то. Я думал только с другими.

- Я никакой. Или, точнее, я не знаю, как бы тебе себя описать. Однажды утром я был брюнетом. Но вообще-то чаще я блондин.

- Ты хоть во что-то одеваешься?

- Как бы тебе сказать, летом иногда хожу в футболке клуба «Динамо».

- Менты.

- А иногда - ЦСКА.

- Конюшня!

- Однажды ночью на Красной площади я гулял в форме полковника царской армии - довольно мятый синий мундир, который при ночном освещении казался фиолетовым. И только когда подъехала патрульная машина и осветила фарой...

- Зачем ты это сделал?

- Что?

- Зачем ты гулял там?

- Не знаю. У меня был такой период. Подобно нандовым рыбам, имитирующим сухие листья на поверхности воды, подобно нандовым рыбам, день за днем в неподвижности среди сухих листьев, ожидая...

- И они тебя не взяли?

- Кто?

- Ну, менты?

- Да нет, я сказал, что я актер, что я после репетиции в Большом, сослался на Григоровича.

- И они поверили?

- Да. Дело даже не в том, что они идиоты. Они, конечно, идиоты. Но в невероятное всегда легче поверить. Ты же веришь, что я здесь.

- Бред! Бред! Не желаю я это слушать! Убирайся, кто бы ты ни был! Пошел вон отсюда!

- Значит, веришь.

- Что?!

- Я говорю: значит, веришь.

- Что «значит, веришь»?

- Веришь.

- Что за бред собачий?! Да нет здесь никого!

- Оглянись.

- Спокойно, сейчас это все пройдет.

- Оглянись.

- Спокойно, спокойно, я ничего не слышу, никаких голосов.

- Оглянись.

- Никого нет, никого нет!

- Оглянись.

- Господи, да когда же это кончится?

- Оглянись.

- Что тебе от меня надо? Говори! Ты здесь...

- Мм-м... Я точно не знаю. Ну, как бы тебе это сказать... Что-то должно произойти между нами.

- Что? Между кем? Я же не вижу тебя. И вообще докажи как-нибудь еще, что ты здесь.

- Я о тебе много знаю.

- Что, например?

- Я знаю, что ты коллекционировал это.

- Что это?

- Это.

- Ну что это? Заладил: это, это. Что я коллекционировал? Сейчас ты скажешь, что я коллекционировал. А я тебе отвечу наперед. Раз ты обо мне много знаешь, ну, значит, ты и есть мой бред, просто галлюцинация, и рано или поздно это пройдет. Ну не через минуту, так через двадцать минут. Ну включай свое «оглянись».

- Все люди что-то коллекционируют. Или коллекционировали когда-то. Марки там, монеты, значки. А ты вот... Да, а я, например, коллекционирую сыр.

- Сыр?

- Да, сыр. Я знал одну женщину, которая тоже коллекционировала сыр. Она это делала, чтобы быть ни на кого не похожей. А я, как узнал, так и сказал ей сразу, что я тоже коллекционирую сыр, а сам я тогда его еще не коллекционировал.

- Зачем же ты тогда сказал?

- Но потом же я стал его коллекционировать.

- Но до этого-то ты же не коллекционировал его?

- Да, до этого я действительно не коллекционировал сыр, и я сказал ей это специально.

- Зачем?

- Как бы это поточнее выразиться... что ли... как... В общем, я хотел, чтобы между нами что-то произошло.

- Бред! Опять я попался iphone porn на этот бред! Да что я схожу с ума, что ли? Господи!

- Успокойся, ничего ты не сходишь с ума. Просто я существую на самом деле. И просто мы с тобой разговариваем. Да это же ничто, сотрясение воздуха. Что ты так бурно реагируешь? Успокойся, ничего же не произошло.

- Да что, черт подери, должно произойти?

- Я же сказал, что пока не знаю.

- Хорошо, что произошло между тобой и той женщиной?

- Да-да-да.

- Что «да-да-да»? Что произошло между тобой и той женщиной?!

- Да и я о том же. Ты просто не дал мне договорить. Я как раз хотел рассказать тебе о той женщине. Она была похожа на козу. Она должна была бы лежать в траве так, что ее не должно было быть видно. Ну если глаза на уровне травы или чуть выше. Конечно, с вертолета ее бы заметили, но так, если идти раздвигая руками, или при этом еще чуть-чуть нагнуться. Идти так, нагнувшись, то...

- Ты убил ее?

- Ну зачем ты именно об этом? Я говорю, что она должна была лежать на смятой траве. Высокая такая трава вокруг нее, стебли такие крупные. А я должен был идти по тропинке среди этой травы, или ржи там, или пшеницы, я не помню, что там растет. Я мог, например, идти за птицей, за перепелкой, например, которая бы летела низко вдоль этой тропы. Отлетала бы от меня метров на двадцать, а потом садилась и как бы поджидала, а когда я подходил бы поближе - вспархивала и отлетала бы еще вперед, низко летела бы, ниже уровня травы, вдоль этой тропинки. И я бы так шел, шел за птицей, а потом вдруг ни с того, ни с сего, раз, и пошел бы вбок, в траву, и случайно увидел бы эту женщину.

-  И что?

- И ничего.

- Но ты же говорил, что между тобой и ней должно было что-то произойти?

- Да. И потом это произошло. Потом - да.

- А тогда, когда ты шел по тропинке и случайно пошел вбок, нет?

- Тогда нет.

- Потому что ты увидел ее в первый раз?

- Нет, как раз все дело в том, что не в первый раз. Мы были уже знакомы, и я уже знал, что она собирает сыр, и она тоже знала, что и я коллекционирую сыр. Я уже сказал ей об этом, чтобы что-то между нами произошло.

- Значит, постель.

- Да не важно это - убить, постель... Не важно. Есть вещи и пострашнее, чем убить, и поприятнее, чем просто переспать. У каждого - свое. Понимаешь? Каждый свое хочет. Вот та женщина коллекционировала сыр, и она должна была лежать в траве, а я должен был идти по тропинке и случайно пойти вбок и увидеть ее. Понимаешь?

- Ни черта не понимаю.

- Ну что это невероятно, невозможно.

- Что два человека собирают сыр и случайно встречаются где-то за городом, в поле?

- Нет. Что я специально сказал ей, что я собираю сыр, чтобы между нами что-то случилось, а потом шел среди ржи или пшеницы и случайно пошел в сторону и увидел ее, лежащую на траве, например, с расстегнутой блузкой, с грудью немного вбок, вниз то есть, ну как вымя у козы, когда она повалилась и перекатывается, в глаза вам заглядывая.

- Так было это или нет, черт возьми?

- Это должно было быть.

- А на самом деле ты ее все-таки...

- На самом деле это и было почти. Я с той женщиной перезванивался месяца два, не встречался. А потом сказал ей, что что-то между нами должно произойти, раз уж мы - и она, и я - собираем сыр. И сказал ей, чтобы она поехала в Малиновку, объяснил ей, как добраться до того поля, и где, и во сколько ей надо там быть. И я сказал ей: что она хочет, то и будет. Я же не мог быть даже уверен, что она поедет туда, ведь по телефону мы довольно сдержанно разговаривали, а видел я ее всего раза три или четыре. И я до последнего не знал, чего она хочет.

- prescription drugs Значит, ты все-таки...

- Пойми, все дело в тебе.

- Нет, значит, ты...

- Молчи! Молчи-молчи-молчи-молчи-молчи. Не говори ничего. Подожди. Однажды, в другой раз... Я тебе сейчас другой случай расскажу, но это очень важно, очень, подожди, послушай. Это имеет отношение и к той женщине, и к тебе. Однажды я под электричку прыгнул из-за одного человека. Ему надо было, чтобы кто-то погиб. И я инсценировал самоубийство. Я это разыграл случайно как бы. Я про него тоже много узнал. Я с ним как-то ни о чем разговорился в автобусе. И он мне, как случайному человеку, признался и сказал, что и денег бы для такого дела не пожалел. А потом мы в разные стороны разъехались. И он не увидел, что я незаметно стал за ним следить и выследил, где он живет. А потом я подбросил ему письмо, чтобы он оставил в своем почтовом ящике на ночь деньги, много, больше тысячи, и произойдет то, чего он хочет, а если он, конечно, не хочет, то может и не оставлять никаких денег. Я же не знал, что он оставит. А он оставил. И я взял. И через пару дней еще письмо опустил, чтобы он был такого-то, во столько-то на станции одной пригородной у последнего вагона той платформы, что из города электрички принимает. Он пришел. Когда я его увидел, то пропустил две электрички, а потом прыгнул. Я все заранее рассчитал, за сколько до поезда прыгнуть и чтобы успеть распластаться между рельсами. А с собой для крови и для мяса у меня в мешке была связанная коза...

- Пошел вон!! Сволочь! Не желаю больше! Ни слова! Вон! Я ухожу. Я просто встану сейчас и уйду.

- Уходи. Раз ты этого хочешь - уходи.

- Ну и уйду.

- Ну и уходи.

- Могу даже взять и побежать!

- Ну и беги. Что же ты не бежишь?

- Но ведь я могу побежать?

- Можешь, конечно. Но если ты побежишь, значит ты побежишь. Только ты, перед тем как побежать, оглянись.

- Да не хочу я оглядываться! Я хочу бежать.

- Беги. Только это, может быть, и произойдет с тобой, между нами то есть, на бегу. Многие вещи в этом мире случаются на бегу. Самые-самые разные. Кто, конечно, чего хочет. Вот страусы, например... На скорости восемьдесят километров в час самец догоняет самку и в беге они спариваются. Да-да-да! Честное слово!

- Заткнись!! Я хочу бежать, чтобы не слышать больше всей этой муры, чтобы просто бежать, видеть другое - деревья, столбы, думать о другом, слушать, как куртка моя болонья шуршит на бегу в конце концов.

- Стоп. Значит, ты не желаешь меня слушать?

- Не же-ла-ю!!

- И не будешь?

- Не буду!

- Хорошо, дай мне честное слово, что не будешь обо мне думать сейчас, когда побежишь, и тогда я от тебя отстану. И с тобой ничего не произойдет. Но смотри, если ты все же хоть один раз, пусть даже случайно обо мне подумаешь, тогда все.

- Что все?

- Все.

- Ну что «все»?

- Произойдет это. Между нами. Если ты обо мне подумаешь.

- Да что ты пугаешь? Что произойдет-то?

- То, что в тебе сидит. Какой ты есть на самом деле. Ты можешь внушать себе сознательно одно, а хотеть-то совсем другого. Так вот, произойдет в этот раз то, другое. Самое в тебе глубоко запрятанное.

- Хорошо... Что ироизошло с той женщиной?

-. А зачем это тебе теперь? Ты же собрался бежать. А теперь вот опять начинаешь расспросы. Сейчас ты еще спросишь про того человека, видел он или не видел...

- Скотина.

- Ты откровенен.

- Да, я ненавижу тебя.

- Так ты даешь честное слово?

- Нет, не даю я честного  слова. Потому что я знаю, что если я дам тебе честное слово, то все же подумаю о тебе, случайно, конечно, сам того не желая, но подумаю.

- Но почему ты не хочешь, не хочешь, чтобы между нами произошло это? Ты не уверен, что это - хорошее?

- Откуда мне знать. Ты же сам говоришь, что я не могу этого знать, что это во мне, а я этого и не осознаю.

- Значит, ты себе не доверяешь, real milfs так?

- Не хочу я больше отвечать на эти дурацкие вопросы!

- Но ты же не можешь.

- Что не могу?

- Не отвечать.

- Конец. Еще раз, что тебе от меня надо? Говори свои условия. Я согласен, чтобы между нами что-то произошло... Я согласен на вее.

- На animated porn все?

- Да, лишь бы только не слышать этого ничего больше.

- Но все уже и произошло.

- Что?

- Пока мы разговаривали.

- Да что же произошло?

- Мы поговорили с тобой, с меня этого достаточно.

Отрывок из романа «Нано и порно»

Глава вторая

А на совсем другом конце города уже жалась под одеялы раскаленная вульва. И конечно же, это была не просто какая-нибудь там вульва. А вульва жены Алексея Петровича. Да-с, именно жены! Незабвенной Ольги Степановны Осининой.

За окном в кустах орали коты. И все тот же тонкий запах сирени восставал над кустами, где они драли с азартом своих возлюбленных, вжимая их в грязную весеннюю землю.

Двенадцать раз пробило двенадцать часов.

«Где же он?!» – металась под одеялами Ольга Степановна.

И раскаленная желаньем кровать завизжала пружинами. Обнаженная, облитая лунным светом пизда Ольги Степановны засверкала электрическою дугою. И Ольга Степановна и была вся – искрящаяся пизда.

О, как ей хотелось ебаться в эту душную соловьиную ночь. Сиреневые занавески кустов и раскаленные, выкатывающиеся из-за декораций фантастические колеса оргазмов. Громадные! И  - алмазные! О, колесница любви...

«Но где же он, где мой исполнитель? Где рьяный кучер с кнутом, прикрикивающий гони?  О, задыхающиеся слоны, мне не жаль ваших грустных глаз!»

Ольга Степановна Осинина от возбуждений уже прокусывала одеялы. Сладчайшая гора возбуждений обрушивалась на нее. В этом были, конечно, виноваты коты. В этом, конечно, была виновата сирень.

Пизда, - Ольга Степановна была вся – пизда. Она ждала, жаждала и ждала своего героя.

Однако муж ее, Алексей Петрович Осинин, оказался совсем в другом месте.

- Потому что, сын мой, ты избран, - сказал ему наконец Хезко, снимая серый свой плащ.

Ресторан переваривал их. Дымные запахи жареных мяс роились и разжижались в сиреневом воздухе. За прозрачной стеной раздутые от удовольствия повара в белых накрахмаленных колпаках разделывали коня. Конь был, разумеется, бит. Хотя казалось, что все еще не бит. Что все еще жив, жив курилка! Тело его вертикально стояло, подхваченное серебряными цепочками, будто бы даже замершее на скаку. Струились под ножами надрезы и длинные розоватые полосы отделялись одна за другой от костей, ложась на деревянные доски. Стучали ножи. И зал жил словно бы в ожидании. В проходах пробегали официанты, поворачивая на бегу узкие змеиные головы и выглядывая интерес. Подносили с закусочкой, удовлетворяли... Хезко заказывал только «Smirnoff».

Выпили еще по сто грамм. Осинин начал было про силу психоанализа.

- Ерунда, - усмехнулся Хезко. – Ты избран иначе. Запомни, ты избран иначе!

Алексей Петрович лег на стол головой и лежал теперь, раздвинув пальцами тарелки с салатами.

Лежа на собственном ухе, с этой странной светящейся фразой в голове - «запомни, ты избран иначе», он слушал гул зала и разглядывал зал. Ресторанные люди теперь сидели как бы на одной из стен - меха были прибиты к полу, там же висели и охотничьи стволы. А из противоположной стены горизонтально вырастала виноградная люстра. Алексей Петрович подвинул голову, опрокидывая и разбивая бокал. Раздетый, освежеванный конь стоял за стеклом. Его разбитая туша была залита светом, источаемым пластмассовой виноградной люстрой. Белые кости блестели.

- Сила психоанализа…

- Но ты же избран иначе, - повторил, наливая опять, Хезко.

Ресторан двоился, троился, щелкал, смеялся, свистел. Визжали от удовольствия. Вино и коньяк пьянили дамские головы. Басили мужчины, выпускали из папирос и сигар сизые толстые дымы, и выкладывали небрежно бородатые анекдотцы.

- А то как-то летят в самолете русский, калмык и еврей…

И подливали, и подливали.

Самодовольные ресторанные люди ожидали, однако, коня, запеченного в яблоках.

- А кто ты? – Алексей Петрович посмотрел на двоящегося господина, с которым познакомился недавно в троллейбусе, и который теперь, за рюмкой «Smirnoff» сидел напротив него.

- Господин Хезко. Ты же сам так назвал меня.

- Тип-перяча ясна...

- Да ты не грусти.

- А йа и ни грущу. Йа же догадался, кто ты и есть.

- А кто?

- Диавол, кто…

Хезко вдруг как-то странно посмотрел на Алексея Петровича и грустно усмехнулся:

- А тебе все же надо бы признать свою смерть.

- Признать свою смерть?

Алексей Петрович даже слегка покачнулся на стуле.

- Ты же, как и я, русский. А мы ведь хотели ни больше, ни меньше, как спасти мир.

Стол поплыл и Алексей Петрович попытался нащупать руками его поверхность.

- У маего акна двайная рама, - сказал наконец твердо он.

– И от бездны тебя отделяет два стекла.

От такой откровенности голова Алексея Петровича обрушилась на стол окончательно. И на сей раз Алексей Петрович заснул.

- Конину! – закричали за соседним столом.

- Ко-ни-ну! – стали скандировать.

И уже понеслось отовсюду:

- Давай! Давай!

- Жареного!

- Конины давай!

Хезко с печалью огляделся вокруг. Свет вдруг погас. Крики, визги и гам, грохот опрокидывающихся стульев  полетели со всех сторон. И тогда, не обращая внимания на хаос и мрак, Хезко спокойно взвалил себе на спину спящее тело Алексея Петровича и с достоинством вышел из ресторана.

Неудивительно, что в эту ночь нашему герою приснился длинный и странный сон. Это был даже не сон, а целый сериал снов.

Какие-то флэшмобберы собрались на одной из станций метро, чтобы выкрикнуть его, Алексея Петровича имя и тем самым почтить его память. Среди флэшмобберов были пожилой майор ракетных войск, скрывающий, что он майор и выдающий себя за подполковника; его, Алексея Петровича, аналитик – носатый такой Навуходоносор; юная тусовщица с распущенными ноздрями; озлобленный панк; радостный скинхед; два неудовлетворенных своим бизнесом бизнесмена и шесть затраханных клерков, среди которых была и одна принципиальная девственница.

В голубую вазочку-урну, из которой когда-то был развеян его, Алексея Петровича, прах, были сложены прекрасные яблоки «джонатан». Согласно второму пункту завещания флэшмобберы должны были вкусить «джонатана» перед выкриком имени Осинина. Подпункт «а» предписывал им откусывать маленькими кусочками, начиная с блестящей, искрящейся поверхности кожуры, а потом, разумеется, - все глубже и глубже, продвигаясь к самой сердцевине. Подпункт «б» предписывал оставшиеся от яблочек косточки не глотать, а высаживать в хорошо унавоженную конями землю. Третий пункт гласил наполнять корзину яблоками до тех пор, пока не будут удовлетворены все флэшмобберы.

Здесь время сна вдруг как бы обращалось вспять и начиналась вторая серия. На таинственный экран сновидений выплывала теперь его, Алексея Петровича, hot lesbian porn жена. Плыла она под черной полупрозрачной вуалью и была под оной обнажена. Ольга Степановна держала за руку маленького мальчика, в котором сновидящий Алексей Петрович сразу же признал своего сына. Чуть впереди шла его, Алексея Петровича, черная строгая мать. Сам же он был насыпан в виде пудры в голубую вазочку с розовыми ручками-ушами,.

Процессия торжественно опускалась на эскалаторе, не обращая внимания на интеллигентские выкрики за спиной  - «Ну пожал-ста, дайте пожал-ста пройти!»

Опустившись на станцию, Ольга Степановна с сыном и черная гордая (с вазочкой) мать сели в последний вагон. Евангелие, разумеется, никто не отменял, и на следующей станции (центральной) они вышли из первого, чтобы, наконец, исполнить главный пункт его, Алексея Петровича,  завещания:

«Прахъ мой развеять в метро».

Налетел последний прощальный порыв подземного ветра и разнес имя Осинина по холодным и одиноким сердцам, согревая их своею жертвенной смертью.

В третьей и заключительной серии сна Алексей Петрович торжественно лицезрел черный ореховый гроб, опускаемый на просторной железной станине в жадные струи огня.

Чело hentai porn век в сером плаще, по высшему из совместительств Господин Хезко и по легальной профессии директор крематория, сожигающего его, Алексея Петровича, тело, деловито  посматривал в маленький узкий глазок, приближающий уже готовую развернуться в бессмертие перспективу. Слегка поплевав в свою изнузданную фетровую шляпу, директор наконец оторвался от глазка и поднял свое узкое лицо к зарешеченной лампе. Жестом конской руки своей он пригласил посмотреть на костер и самого Алексея Петровича.

Осинин увидел себя, с жадностью припадающего к глазку и с восторгом вглядывающегося в синие, раскаленные до бела, языки пламени, схватывающие бессильный сопротивляться огню гроб, который был похож теперь на остов сожигаемого корабля. Черные железные ребра, сковывающие прогорающие ореховые доски, наливались тугим малиново-алым цветом, богато проступая из слепящего черным золотом огня. buy generic diflucan online Но вскоре и они лопнули и обрушились. И обнажилась бессмертная черная сердцевина.

Рядом с Алексеем Петровичем застыли у глазка тринадцать флэшмобберов. Господин Хезко раздал им по десять золотых монет и попросил, чтобы они разъехались, унося в своем сердце образ Осинина, претворенного в черный свет. Он попросил их также, чтобы они поклялись не разглашать тайны  и запечатал им уста священной пастой.

Выйдя из торжественного и мрачного здания все тринадцать флэшмобберов были словно бы во второй раз ослеплены, так прекрасен оказался явленный им мир в августовской степенности разбитого подле крематория сада - в той бессмертной тишине, когда слышен каждый шорох и каждый шаг, и когда каждое из малых движений мира словно бы несет в себе ту необъяснимую предназначенность, из которой мир и рождает неслышно сам себя, вновь и вновь в каждом из своих мгновений. Остановленные временем, все тринадцать не смогли удержать своих слез, словно бы это и были те самые слезы откровения, источаемые из вечно зеленого дерева смерти.

«Я, пожилой майор ракетных войск; я, девица с разнузданными ноздрями; я, злобный панк; я, радостный скинхед, я, Альберт Рафаилович… (и другие, о, да, и другие), составляющие тетраграмматон Ордена Летокрыла, доподлинно свидетельствуем, что Мастер наш, господин Хезко претворил в нашем присутствии тело Алексея Петровича Осинина в черный свет…»

Алексей Петрович дернулся, открыл глаза и, наконец, проснулся.

Никого рядом с ним не было, и поначалу ему даже показалось, что он очутился где-то в нигде. Какое-то странное gay porn ничто словно бы окружало его – какие-то всплывающие коричневые диваны, блестящие горизонтальные и вертикальные штанги, овальные черные стекла, что-то до боли замыленное и затыренное, что он и не знал, как, собственно, и назвать. Вскоре, однако, из этого ничто выплыла и серая с красным околышем, фуражка.

- Ну, шо? – молвила ему фуражка. – Опять нажрался?

- М-мм, - промычал Алексей Петрович в ответ и отрицательно покачал головой.

- А какого тогда тут дрыхнешь?

-Йа… - начал было Алексей Петрович.

Но фуражка вдруг celebrity nude больно схватила его за шею и куда-то поволокла.

Очевидно эта таинственная с красным околышем и черным блестящим козырьком фуражка нажала Алексею Петровичу на какие-то тайные шейные чакры, так как он вдруг увидел перед собой восстающий из ничто бессмертный метрополитенный вагон, из которого и был в данный момент выволакиваемым в шею.

- Ну, шо, на протокол?

- Йа хотел бы… - тут Алексей Петрович замялся, но все же продолжил: - Пи...

- Пи?

- Пи-пи, - довыдавил Алексей Петрович и попытался деликатно выразить свое желание руками. – Мне, понимаете ли…

- И часто?

- Д-да.

- Ага-а, - как-то зловеще ухмыльнулась фуражка. – Похоже, у тебя, паря, простатит.

Непонятное слово это потянулось к Алексею Петровичу своими страшными щупальцами, а вокруг даже едва не треснул станционный мрамор. Из-под вздыбившейся фуражки тем временем появились огромные усы.

- Простатит, - зачарованно повторил Алексей Петрович.

- Вот я и говорю, - еле слышно прошипела усатая фуражка.

И словно бы изогнувшись тяжелой мраморной балкой стала нависать тут над ними обоими пауза. Пауза нависала так долго, что казалось, как будто она размышляет, разрываться ей, на хуй, или не разрываться. И наконец разорвалась.

- А знаешь шо?! -  разорвалась вдруг пауза так, что даже брызги слюны ее неприятно похолодили Алексею Петровичу лицо. – А у меня-то тыть тоже простатит!

И фуражка радостно зашевелила усами:

- «Простанорм»-то пробовал? Или эта, как его, лучше «витапрекс»?

Тут фуражка глубоко-глубоко вздохнула.

- Ладно, дуй, давай, - ласково сказала она. - По эскалатору и направо. Да до выхода чтоб дотерпел.

Алексей Петрович икнул, пожал появившуюся откуда-то из-под фуражки волосатую руку, и, словно бы подхватив сам себя, понесся по ребристым, аккордеонным ступенькам. Они тянули его наверх, навстречу размашистым стеклянным дверям. И вот уже выбрасывали на улицу, где Алексей Петрович наконец мощно облегчался на какой-то гранитный куб.

Заправив хер свой обратно в штаны, он тупо посмотрел на обмоченную стенку гранита. Ему вдруг показалось, что сверху на него кто-то укоризненно смотрит. Алексей Петрович поднял взгляд и увидел над собой огромные копыта. Каменный всадник сверкал в свете звезд и луны.

- Ну, чё, бля, пялишься, - сказал ему памятник. - Доставай записную книжечку.

Алексей Петрович достал блокнот, который всегда носил с собой.

- Итак, записывай, - сказал ему памятник. - Первое, мир не спасти, ни хуя не спасти. Это ты уже знаешь и без меня. А теперь пометь себе, пункт второй: но спасать, блядь, можно и нужно! Третий: и без жертвы тут не обойтись никак. Четвертый: а где жертва, там, сука, и казнь. Пятый: каждый сам, на хуй, волен выбирать себе казнь. Шестой: в казни обязательно должны участвовать интеллигенты. Понял?

Алексей Петрович кивнул. Все шесть пунктов porno gay были ровно законспектированы им в столбец.

- Ну тогда пока все, пиздец. Теперь – детей зачинать!

- А как вас, извините, зовут? – восторженно спросил Алексей Петрович.

- Давай, съебывай по быстрому. Узнаешь еще, как меня зовут. И чтоб, блядь, не оглядывался!

Алексей Петрович спрятал записную книжечку и побежал рысцой.

< Prev		Next >